Продолжение «Отблеска»
На сюжет вдохновила чудесная сцена Анариона и Асмелы про самурая и лису, за что им и авторам песни большое спасибо!
Нечаянный путь Вообще-то, я не очень люблю вспоминать свою поездку в Киото летом 1966. Не из-за того, как она закончилась – из-за того, как началась.
Я давно служу в другом полицейском отделении Токио, мы часто дежурим на концертах, так что ничего особенного теперь в этом и нет.
Собственно, началом истории и стало дежурство. Шеф вызвал меня и почти извиняющимся тоном сказал: «Надо быть в оцеплении в Будокане. Там… я понимаю, что это неприятно. Эта английская группа…Я бы ни за что не послал туда своих. Но у нас приказ сверху. Прошу быть там сегодня, а на 30 июня и 1 июля - дни концерта - я поставлю кого-нибудь другого».
читать дальше Поручая мне задание сомнительное или щекотливое, он до сих пор немного смущался, хотя его предшественник оставил подробную инструкцию. Я постарался сделать оловянные глаза (это мне удается, если нужно) и согласиться как можно более будничным тоном. «Есть еще одна проблема, - продолжил шеф,- Там пикет протестующих. Нужно удалить их…» Он внезапно осекся и бросил полный испуга взгляд на мои руки. Я тоже посмотрел на них: ничего особенного.
- Прошу разрешения высказаться. Возможно, есть неплохая мысль…
Мой начальник с видимым облегчением провел пальцами по воротничку и молча кивнул. - …Может быть, Вы прикажите наряду прибыть по всей форме, а мне – просто придти с ними за компанию в том виде, как мне хочется? Я бы мог потренироваться где-нибудь в уголке, никому не мешая.
Получив разрешение, я попрощался, зашел домой переодеться в традиционную одежду и вернулся к себе в отделение. Все, кому поставили дежурство на ближайшие три дня, были людьми опытными. Непосредственно под моей командой было двенадцать человек. Было разумным проинструктировать их до отправки на место: чтобы потом иметь больше свободы для своих действий.
Из фургона я вышел за квартал от Будокана и неспешно достиг входа для служащих. Возле дверей уже были поставлены заграждения. Рядом с ним расположился десяток мужчин разного возраста. Все они держали плакаты, решительно выкрикивая слова протеста. Заметив меня, один из них, солидный и в возрасте, громко сказал:
- Эй, молодой человек! Разве не ясно, ЧТО здесь происходит!? Это такой позор!
- Не имею чести знать. Я просто иду на тренировку, - я внимательно осмотрел шеренгу на предмет особо умных. По неизвестной причине люди с плакатами притихли, некоторые кинули быстрый взгляд себе на пояс, - туда, где должен был бы крепиться меч. С улыбкой пожелав присутствующим доброго дня, вошел внутрь. Обернувшись, увидел, что люди, составлявшие пикет, заканчивают расходиться.
Далее дело было за постами. Два нужно было переместить: позиции пришлись на самую гущу иностранных техников, перемешанную с немного растерянным японским персоналом.
Всё проверив, я занял место, выбранное для себя: в небольшой комнатке, из которой легко было попасть в соседние пять помещений. Сцена, которую уже успели оформить, была совсем рядом: удобно наблюдать за ближайшими к ней постами. Ребята, стоявшие на них, выглядели понурыми.
Что ж, два часа можно было посвятить тренировке. Два очень ценных часа. Вскоре я заметил, что один тип из японского персонала успел увидеть мою стойку, и между нами началась своеобразная игра: вот он быстро поворачивает голову, надеясь разглядеть что-нибудь из ударов, но не видит ничего, кроме меня, стоящего безо всякого оружия и со скучным видом обозревающего потолок. Или вообще никого не видит.
Впрочем, его очень быстро окружили трое техников-иностранцев и погнали на сцену к микрофонам, попутно что-то втолковывая на своем языке.
Какое-то время я отрабатывал движения, ни на что не отвлекаясь, но вдруг почувствовал, что одна из створок дверей сейчас шелохнется. И точно: в быстро образовавшемся проеме появилась долговязая фигура очередного иностранца. В руке он держал какой-то провод с блестящими наконечниками. Он огляделся, заметил меня и с самым виноватым видом опустил глаза. Увидев мою обувь, стоящую у входа, мгновенно почтительно замер на пороге. Странная мысль, но мне стало интересно: существуют ли на западе боевые искусства? Если да, то возможно, этот человек ими занимается? Если нет, то, должно быть, у него сильная интуиция (европейцев или американцев, хорошо чувствующих момент, мне тогда встречать еще не доводилось). Я вернул оружие на место и жестом пригласил странного техника войти. Тот как-то на удивление легко избавился от своих высоких ботинок, аккуратно поставил их у входа и бесшумно скользнул на середину комнатки.
Спокойно опустившись на шелковисто поблескивавший деревянный пол, я указал ему на место напротив себя. Парень тоже уселся, будто сложился в несколько раз: гибким, изящным движением. Провод он бережно, почти любовно положил рядом. Потом огляделся, явно опасаясь, что его заметят снаружи, и наконец уставился на меня: искренне и добродушно. Нужно было начать беседу.
- Вы, кажется, знаете, что такое меч? Видели когда-нибудь?
- Нет, я совсем не говорить, - он порывистым движением слегка развел руки, - Прошу прощения.
Затем бросил еще один внимательный взгляд на бокен, который я положил по привычке справа, и один, с очень сложным выражением – на мою левую руку. Решительно кивнул:
- Да. Я знать. В кино видеть. Всамделишный – нет.
- Этот – для тренировок.
- Да. Я знать: мы мешать тут. Простите.
Мне вспомнились так внезапно оробевшие задиры с плакатами: знают ли эти крикуны, что, по правде, тренировке мало что может помешать?
Техник между тем опустил голову и задумался. Потом набрал воздух – видимо, чтобы спросить о чем-то важном, но вместо этого шумно и печально вздохнул. Мне стало немного жаль серьезного молодого человека, который честно пытался объясниться со мной с помощью двух-трех случайно услышанных слов. Ободряюще кивнув, я сделал левой рукой жест, как будто рисую что-то.
К моему удивлению, он тут же овладел собой – как ничего и не было - и одним точным движением вынул из кармана поношенной темной куртки небольшой блокнот и ручку. Перелистнув пару небрежно исписанных листов, он на секунду задержал взгляд на следующем, покрытом мелкими аккуратными буквами. Перевернул. На обороте был несколькими росчерками очень точно изображен зал Будокана – так, как он выглядел из коридора, ближайшего к комнатке, где мы сидели. Техник нахмурился, найдя свободный лист, прищурившись, что-то набросал на нем и передал мне.
На картинке были очень узнаваемо японские девочка-подросток, над головой которой виднелось небрежно нарисованное сердечко, и похожая на нее женщина, держащая в обеих руках сумочку. От женщины к девочке шла хищно заостренная стрелка. Штрихи, составлявшие ее, сильно вдавились в бумагу. Я засмеялся и махнул рукой:
- Нет-нет! Матери не будут их сильно ругать. А даже если и будут – они все равно пойдут на концерт. Я слышал, все билеты уже раскуплены, ведь так?
Техник кивнул и посмотрел куда-то вниз и вбок. Мне подумалось, что он знает японский гораздо лучше, чем ему кажется. И что мне нравится ответственный подход этого скромного служащего: думать не только об аппаратуре, которую он устанавливает, но и о семьях слушательниц, которых вряд ли увидит.
- Вы тренироваться Будокан? – оказывается, все это время молодой человек внимательно меня разглядывал.
- Нет, я – полицейский. Сегодня дежурю. Вы из этой иностранной технической команды? Готовите сцену?
- Да. Вроде того. Скорее – отлыниваю. Вот, бегать за переходником,- он покровительственно глянул на суетившихся возле сцены рабочих. - Еще, пожалуй, немножко побегать. Они подождать, я думаю.
Последняя фраза была произнесена с хитрой улыбкой владетельного князя.
Засмеявшись, я сел посвободнее:
- Думаю, я тоже отлыниваю: надо бы стоять на посту, как все.
Я изобразил, что стою навытяжку, старательно выкатив глаза.
Теперь и парень засмеялся:
- Так бывать: чтобы делать, что нравится – надо удирать работа.
- Так редко бывает.
- Тогда надо, чтобы работа действительно нравилась.
- Так и есть.
- Вот как? – он посмотрел на меня с выражением крестьянина, которому приказали отдать последний коку риса на обеспечение армии.
- Да. Много лет.
Он негромко предположил в ответ:
- Наверно, с Вами вместе работают хорошие люди, и Вы все делаете по-честному?
- Что ж, это правда.
Действительно, мне часто везло на хороших коллег. Не могу пожаловаться.
Лицо иностранца медленно разъехалось в сияющей улыбке:
- Самый лучший способ!
Я кивком указал на лежавший рядом с ним провод:
- Вам, похоже, тоже везет с работой.
Он, картинно пожал плечами, взгляд полукругом скользнул по потолку:
- О, ну это когда как! Иногда – хоть надраться! – он немного поразмыслил: - Но, с другой стороны, вот полицейским я бы точно не смочь.
И техник, словно для пущей убедительности, похлопал себя по карманам. Внезапно его лицо приняло озадаченное выражение, и, порывшись, он извлек на свет маленькую плоскую бутылочку из полупрозрачного пластика с сине-белым крестом на красном прямоугольнике. Встряхнул. В бутылочке лениво плеснулась бесцветная жидкость.
- Надо же! Аквавит. Из аэропорта. Забыл выложить. Впрочем… Почему бы нам и не выпить за успех дела? Мы ведь сегодня тут делать одно дело, так?
- И как Вы собираетесь «делать дело» после выпивки?
Техник беспечно махнул рукой:
- Ну, тут ведь не ведро! Прошу Вас, угощайтесь, и серьезно добавил: - Пусть это будет началом делового партнерства – хотя бы и ненадолго.
Я взял легонький сосуд, открутил крышку – и притворился, что делаю глоток.
Несколько капель попали на язык. Обожгли нёбо. Волна непривычного, потустороннего, жара хлынула разом в грудь и в голову. Я вернул бутылочку. Длинные сильные пальцы собеседника обхватили ее плоские бока, и осторожным жестом опрокинули очень малую часть содержимого в рот.
«Надо пить очень помаленьку: это же 65 градусов», - рассудительно сказал он, повертев бутылочку в руках.
Его глаза, мгновенно почернев, придали узкому, вытянутому лицу почти лисье выражение. Молодой человек сдвинул густые брови, и резкие черты как-то сразу переменились: во внешности будто не осталось ничего европейского. Мне вспомнилась одна семья из старой столицы: ее члены были музыкантами при императорском дворе со времен Хэйан.
Поговаривали, будто эта семья – лисья.
Парень тем временем аккуратно, бережно выдохнул, ни проронив ни звука. Потом решительным, дружеским жестом снова протянул мне бутылочку:
- Будете еще? За…за наше здоровье, вот что. Оно нам всем еще пригодится, особенно следующие два дня.
Иллюзия сразу разрушилась: сидящий передо мной, конечно, был иностранцем. Сходство с музыкантами из Киото было чистой случайностью. Усмехнувшись, я сделал небольшой глоток и даже крякнул от удовольствия: жидкость, хоть явно и была спиртным, освежала, как родниковая вода.
Европеец тоже глотнул немного и зачем-то обвел глазами комнатку. Она была действительно маленькой – по теперешним меркам. Этим и понравилась мне: подходящая для тренировок. На секунду показалось: луч солнца осветил темное дерево, скользнув сквозь решетчатые створки. Я встряхнулся и опустил голову: в комнатке и соседних помещениях не было окон. Лисья ворожба?
- Вспомнилось что-то? – кажется, мне попался не в меру чуткий собеседник. Я кивнул:
- Да. Вспомнил службу. В другом…департаменте полиции.
- А!
Молодой человек радостно и немного услужливо кивнул, и на секунду лицо его принимает выражение суровой, но мягкой укоризны: слишком знакомое мне по старым временам, чтобы вот так просто встретиться у неведомого иностранца. Свойственное совершенно другому человеку.
Оно ударяет, как взрывная волна.
- Что? Откуда ты знаешь? – трудно поверить, будто сидящий рядом так же хорошо знает мою память, как и я сам.
Вместе с лицом очень быстро вспоминается голос Окиты, спокойно перечисляющий: «Молодой, высокий, резкие черты. Немного похож на актера. Темная одежда. Покуривает. Как же ты не веришь мне?» Холодный зимний день. Жилистая смуглая рука, только что аккуратно и быстро выводившая строчки, замирает над письмом, и укоризненное выражение больших глаз сменяется недоумением.
…И другой день, в августе, два года спустя: под галереей казарм - белесое пятно, скомканный лист, вырванный из тетради. Видно, занесло туда знойным ветром. На нем уже другим почерком- все знаки разного размера - набросано начало хокку:
«Незнакомец на
неизвестной улице…»
…Стены маленькой комнаты вновь освещает мертвый электрический свет. В воздухе словно повисли рядами полупрозрачные полосы ткани – с яркими узорами из крупных цветов.
- Прошу простить, мне нужно идти: проверка постов, - как это ни странно, я знаю, что почти трезв.
- Извините, что задержать Вас. Пусть Вас дома ждет что-нибудь хорошее! – техник тоже поднимается: плавно, мягко. Сильная рука аккуратно подбирает с пола черный провод с блеснувшими на мгновение наконечниками. Два длинных, скользящих шага – и вот его уже нет. Призрачные занавеси, всколыхнувшись, бледнеют и растворяются в воздухе.
Дальше? Что было дальше? А вот что: посты, разумеется, были проверены столько раз, сколько предписывалось инструкцией, дежурство - благополучно завершено. Однако, составив рапорт, я, уже поздним вечером, появился в кабинете шефа. Тот не скрывал своей радости:
- Наверху довольны нами. И сегодняшние пикетчики заявили, что нарушать общественное спокойствие было прискорбной ошибкой. Большинство из них подало заявления в школу фехтования, ближайшую к Будокану!
- Рад служить. Вот отчет и, если позволите, несколько замечаний по нарядам на 30 июня и 1 июля. И небольшая личная просьба: я хотел бы отлучиться на четыре дня.
Шеф внушительно приосанился:
- Да, я имею возможность отпустить Вас. Только четыре – ни днем больше!
Эти дни я потратил на поездку в старую столицу. Можно было, конечно, проверить свою гипотезу и поискать в Киото лиса: у меня не было причин не верить собственным глазам и, тем более, - словам моих товарищей, пусть и сказаны они были ровно сто лет назад. Но зачем ворошить старое: у меня свое течение времени, длительное, но понятное, как улица с односторонним движением, у лиса – свое, изгибающееся спиралями и восьмерками. Наверное, показавшись Хидзикате-сану «незнакомцем на неизвестной улице» он был старше и мудрее, чем сейчас, когда его видел я. И, конечно, - чем тот заносчивый юноша, которого отметили когда-то на заснеженной набережной глаза, не умевшие лгать. Что-то заставляло его возвращаться.
Возможно – та же простая искренняя причина, по которой, проблуждав полдня по знакомым улицам (или они переменились так сильно?), я остановился наконец в темноте, и острый молодой месяц осветил ворота казарм, скрывавшие место, где когда-то был и мой дом.
Вопрос: Оцените работу - поставьте балл
1. 1 |
|
1 |
(4.76%) |
2. 2 |
|
1 |
(4.76%) |
3. 3 |
|
2 |
(9.52%) |
4. 4 |
|
1 |
(4.76%) |
5. 5 |
|
1 |
(4.76%) |
6. 6 |
|
0 |
(0%) |
7. 7 |
|
2 |
(9.52%) |
8. 8 |
|
3 |
(14.29%) |
9. 9 |
|
2 |
(9.52%) |
10. 10 |
|
8 |
(38.1%) |
|
|
|
Всего: |
21 |
@темы:
новогодний конкурс